О полицейском преследовании 7-летнего ребенка в демократической стране
История о том, как в нашей стране преследуют тех, кто хочет защитить своего ребенка от насильственного вкалывания непроверенного препарата, который должен «защитить» от практически несуществующей болезни.
Мой сын, Давид, 7 лет, неудачно прыгнул на детской площадке и поранил голову. Никаких последствий, сотрясения или чего-то еще, просто не глубокая чистая рана, которую нужно было зашить. Поехали в ближайшую больницу.
Где я совершил ошибку, которая стоила нам много денег и намного больше нервов. Когда рану зашили, и врач спросила делал ли Давид «прививку» от тетануса (столбняка), я сказал, что нет.
И врач потребовала сделать «сыворотку» немедленно (позже станет понятно, почему это слово в кавычках).
Я отказался, сказав, что мне нужно подумать, прочитать про это и принять осознанное решение и, возможно, приехать завтра. Мне пришлось подписать отказ, а врач добавила, что я подвергаю смертельной опасности своего ребенка и что до сих пор все, кто отказывались, назавтра приезжали с полицией, и детям делали укол насильно.
Я связался с адвокатом Tamir Turgal, который был известен поддержкой нежелающих прививаться еще во время короны. Он в своем выступлении сказал, что «жертвам преследований детей на тему тетануса» он помогает бесплатно, из принципа. Тамир согласился нам помочь и объяснил все факты и нюансы.
Факты следующие.
1. Симптомы болезни проявляются в течение 21 дня, т.е. с точки зрения Минздрава «прививку» обязательно сделать не позднее 21 дня, потом это не имеет смысла
2. За последние 24 года в Израиле было зарегистрировано два (!) случая заболевания тетанусом и 0% смертности (данные с сайта Минздрава). Думаю, что за это же время от, скажем, гриппа, умерло в тысячи раз больше людей
3. Утверждение, что эта цифра такая низкая из-за того, что «вся страна привита от тетануса» в корне неверно. Действие «прививки» длится 5 лет (опять же, по Минздраву). Скажите, а вы делаете ревакцинацию от него каждые 5 лет? Нет? И я нет. А значит и многие взрослые в Израиле (7,5 млн. человек) не защищены от этой «страшной» болезни. И при этом 2 случая за 24 года. Т.е. эта болезнь исчезла полностью в Израиле
4. По данным американского CDC (center for disease control) до 1947 года, когда была изобретена «прививка» и когда никто не было защищен, в Америке процент заболеваемости был 0.000003469
5. Даже если мой ребенок вдруг станет третьим случаем заболевания за 24 года, процент смертности от этой «страшной» болезни в развитых странах (к которым относится Израиль) составляет 7%. Давайте сделаем простой подсчет. 2 случая заболевания разделить на 7,5 млн взрослого населения разделить на 24 года (чтобы получить заболеваемость в год) и умножить на 7% смертности (чтобы получить смертность в год) – получается 4,2*10 в минус 10 степени. Т.е. умереть от тетануса в Израиле примерно в 100 раз менее вероятно, чем выиграть в лото
6. И что же предлагает Минздрав, чтобы защитить детей от этого ужаса? Читаем инструкцию по применению (которую почему-то, в отличие от любого другого лекарства, крайне сложно получить, но, если очень постараться, можно найти на сайте Минздрава). Pediatric Use. Safety and effectiveness in the pediatric population have not been established. Что в вольном переводе означает, что это вещество не проверено на детях в отношении его безопасности и эффективности! И это единственная «прививка», которая не проверена, но разрешена в Израиле. И по принципам доказательной науки это вещество является опасным, пока не доказано обратное.
7. Окружной суд в Нацерета в 2020 году принял решение, на которое можно ссылаться. Согласно нему, насильственное прививание является «хищническим вмешательством, нарушающим достоинство, автономию и физическую неприкосновенность человека и может применяться только в случае, когда требуется срочное медицинское вмешательство при наличии болезни. Закон запрещает принудительное вмешательство для профилактики болезни». Никто не показал мне ни одним анализом, что Давид заболел!
8. В 1989 году в Израиле был принят закон «о возмещении ущерба пострадавшим от прививок». Сам факт наличия такого закона говорит о том, что от прививок есть ущерб, и он точно превышает проценты заболеваемости и смертности от этой несуществующей болезни
9. По закону право и одновременно обязанность родителей – защищать своего ребенка и его здоровье
Итак, из анализа фактов следует, что Минздрав требует насильственно, против воли родителей, вколоть ребенку опасное непроверенное вещество (которое поэтому нельзя называть прививкой), чтобы обезопасить его от «смертельной опасности», от болезни, которой не существует уже много лет в Израиле и смертность от которой составляет 7%. А моя обязанность по закону – защитить ребенка от опасности, даже если гос. органы не способны это сделать.
Тамир нам объяснил, что чтобы избежать «прививки», нужно «продержаться» максимум 21 день (инкубационный период болезни), но обычно меньше, 4-5 дней, и они оставляют вас в покое. В нашем случае оказалось не так. Нужно максимально потянуть время с судебными разбирательствами (если бы не Тамир, решение суда было бы в тот же день). Поскольку суд в Израиле далек от объективности и редко прислушивается к фактам, противоречащим политике Минздрава, большая вероятность его проиграть, и после решения нужно оставшееся время скрываться от полиции, чтобы защитить своего ребенка от желающих спасти его от смертельной опасности.
На следующий день, когда стало понятно, что мы не приехали «прививаться» в больницу, позвонила русскоязычная социальный работник и не давая вставить слово, запугивала нас и требовала немедленно привезти ребенка, иначе его заберут силой. Когда к разговору подключился адвокат, она поняла, что просто не будет, то передала общение своей более опытной ивритоязычной начальнице, главной в городе по этим вопросам. Когда мы с Тамиром попросили ее прокомментировать вышеприведенные факты, она ответила, что она не врач, в этом не понимает, и предложила выяснить это у врача, дав нам на это сутки. Кстати, все это происходило на фоне войны, падающих ракет, погибающих и покалеченных физически и психически людей, и социальные работники могли бы найти лучшее применение своему профессионализму, чем запугивать родителей непривитого ребенка.
Ну что ж, к врачу – так к врачу. Я поехал в больницу, чтобы поговорить с зам. Главврача детского приемного отделения, которая требовала сделать укол и подписалась под письмом в соц. службу о смертельной опасности. Мне удалось ее найти. Она пыталась уйти от разговора, отговариваясь большим количеством пациентов-детей. Но я был настойчив и включил запись на телефоне (это признается в суде, поскольку я был участником разговора). Я попросил выдать мне инструкцию по применению этого вещества. Она отказалась, предложив искать самому в гугле. Я спросил, почему, когда я покупаю акамол, инструкция прилагается, в случае «прививки» так сложно ее получить?
Когда я показал ей распечатанную инструкцию по применению, которую заранее получил с сайта Минздрава и попросил прочитать и прокомментировать фразу о том, что вещество не проверено, а также прокомментировать практически нулевой процент заболеваемости и маленький – смертности, она отказалась, отправив меня в Минздрав. Мол, если они требуют, то у них есть на это причины, она не хочет в них вникать. Врач!
Я ответил, что это она, а не Минздрав, собирается колоть это вещество. Это она, а не Минздрав, подписана под письмом в соц. службу о смертельной опасности. И поэтому именно она обязана дать мне эти данные. Она врач, и у нее должно быть свое профессиональное мнение. В ответ она просто сбежала «работать». Когда я переслал запись разговора адвокату, он был в шоке. И сказал, что такое вопиющее нарушение всех правил и законов дает нам шанс в суде.
Система впихивания этой субстанции детям отлажена так, что противоположное Минздраву мнение почти невозможно озвучить в суде. Все мотивируется «срочностью» ситуации. Поэтому, когда адвокаты от опеки подали стандартную петицию на много страниц в суд в 20.00 того же дня, судья дал нашей стороне время до 10 утра следующего дня на ответ. Мой адвокат проработал всю ночь и подготовил ответ на 68 страниц, большая часть из которых – приложения из официальных источников (напоминаю, все это бесплатно!) Другой адвокат просто не стал бы этого делать, и суд бы принял решение только на основании одной стороны, как это, вероятно, обычно и происходит. Адвокат заставил дежурных секретарей проснуться ночью и добился от них подтверждения, что наш ответ судья успеет получить. И, к большому неудовольствию их адвокатов, судья-таки прочитал ответ. Нам вначале повезло, и этот судья, похоже, был достаточно адекватным. И поэтому потребовал у прокурора ответа на наши вопросы, с фактической и юридической точек зрения. Это была пятница, он назначил суд на понедельник.
Адвокаты опеки сначала добились, «ввиду срочности», чтобы суд перенесли на воскресенье. А потом, чувствуя, что наткнулись на адекватного судью, который может и правда принять во внимание наши доводы, каким-то хитрым способом смогли судью поменять.
Суд проходил в формате онлайн. Прокурор прочитала длинный стандартный текст своих требований. Кстати, ее заменили, поменяли на более опытную, не того, кто написал первое требование в суд. Тамир сказал, что он работал с сотнями таких случаев, и этот текст они вообще не меняют, разве что имя и возраст ребенка. Например, рана на голове у Давида в их тексте была глубиной в 2,5 см, а не длинной (не там цифру поставили)! Когда выступал сначала Тамир, потом я, наши слова судья, не вникая, передавала машинистке, чтобы та заносила в протокол. Было ясно, что решение подготовлено заранее и от наших доводов никак не зависит.
Я сказал судье: если вы дадите команду полиции сделать укол насильно, это означает фактически, что полиция придет к нам домой, ей придется выломать дверь, потому что я их не пущу (я же обязан защищать своего ребенка до последнего, по закону), схватит Давида, скрутит его (он достаточно сильный, будет сопротивляться и все отлично понимает), бросит в машину, отвезет в больницу, а врачи силой вколют в него эту субстанцию. Я спросил судью, понимает ли она, какую психологическую травму это создаст у ребенка на всю жизнь, и готова ли нести за нее ответственность.
Но, как и ожидалось, все доводы были бесполезны. Судья в своем решении даже не удосужилась их принять во внимание и что-то на эту тему написать, как будто их просто не было.
А дальше мы скрывались от полиции. Адвокат меня заранее подготовил. Мне пришлось купить два телефона с симками типа «токмен», т.е. с предоплатой и без регистрации. Я взял один из них и уехал к подруге, которая согласилась нас принять у себя погостить. Полиция сразу же получила у судьи разрешение на отслеживание телефонов, автомобилей и оплат по кредитной карте. Поэтому уехал я без машины (передвигался только на общественном транспорте), с другим телефоном для общения с Оксаной, которая осталась дома с младшим Даниэлем, и с наличными. Идеально было бы уехать за границу на пару недель, до 21 дня, но небо было закрыто, да и по работе я не мог себе позволить.
В первый раз к Оксане пришли две соц. работницы и пытались выяснить, где Давид. Оксана ответила, что уехал с папой по делам, она не знает, куда. Телефон и машину не взял. На следующий день они вернулись с полицией. Пять (!) полицейских! Как будто ловят серийного убийцу, а не 7-летнего ребенка! И это было в тот день, когда в Беер-Шеве на Сороку упала ракета. В самый разгар войны полицейские, которым мы платим зарплату из налогов… Им больше вообще нечем заняться? Они провели тщательный обыск в квартире (хотя у них не было ордера на обыск, по-хорошему Оксана вообще могла их не впускать). Проверили каждый выдвижной ящик – может там прячется Давид? Даже за окно выглянули: а вдруг он там висит на чем-то?
Тамир говорит, что на самом деле полиция делает такое очень неохотно, понимая, какой это бред. Но у них есть приказ, они его выполняют. Обычно они приходят пару раз за 2-3 дня и потом просто забывают, и можно возвращаться домой. Но в нашем случае все было серьезнее.
Видимо, наши противники очень разозлились, что их жертва имела наглость осознанно сопротивляться, а не просто идти на заклание, смогла даже частично убедить первого судью. И они усилили давление на полицию. Ближе к концу этой 21-дневки, первую неделю которой нам удалось потянуть время до суда и оставаться дома, пришли трое полицейских и начали угрожать Оксане, что, если она немедленно не придет с повинной в полицию вместе с ребенком, ее арестуют (позвякивали наручниками, тыкали пальцем в лицо). Когда она попыталась заснять это на свой телефон, они его просто отобрали. А потом вернулись и потребовали стереть видео, которое она записала. Конечно, Оксана успела мне его переслать.
Все это происходило на глазах у младшего, 3-летнего Даниэля, который и так тревожный, а тут он просто орал по-сумасшедшему, видя, как полицейские нападают (в т.ч. физически) на его маму.
Тамир говорит, что, если бы они могли и имели право что-то сделать, они бы сделали. А так – это шоу, которое влияет только на неподготовленных людей, типа нас, у которых еще нет опыта общения с полицией. Оксана очень достойно выдержала этот натиск. Но мы оба (Оксана и я) не могли спать этой ночью. От шока от поведения полиции и ожидая возможного следующего их прихода, которого не последовало до 21-го дня. С Оксаной мне пришлось поработать, потому что она вскакивала ночью от любого легкого шума, думая, что это пришла полиция.
Тамир все это время был на связи с полицией, пытался их урезонить, успокоить, писал в суд требования закончить преследование. Но натиск резко усилился в самом конце, когда они увидели, что мы все-таки смеем сами решать, что нам делать с жизнью и здоровьем наших детей.
Ближе к 21-му дню Тамир послал просьбу к суду закрыть это дело. Написал, что это срочно. И если на все требования прокурора суд отвечал мгновенно, в т.ч. ночью, то мы за 3 дня не получили никакого ответа. Через 3 дня пришел ответ: судья дала еще 3 дня прокурору для ответа, что она хочет потребовать при закрытии.
Мне с Давидом за это время пришлось пожить у нашей знакомой, потом в гостинице за очень немалые деньги, в конце у родителей (хотя это было опасно, полиция могла наведаться и к ним). Мне пришлось отменить множество консультаций и другой работы. Когда мне нужно было сертифицировать курс коучинга, мне пришлось попросить Оксану положить сертификаты (хорошо, что я их заранее подготовил) в почтовый ящик, а самому в 6 утра приехать на автобусе, крадучись, убедившись, что за мной нет «хвоста», открыть ящик, забрать сертификаты и уехать назад, а потом с Давидом на поезде ехать в Тель-Авив проводить сертификацию. И так примерно со всеми занятиями. Не буду перечислять другие технические сложности. Сложнее всего, конечно, было психологически. Но у меня нас с Оксаной есть НЛП, и мы справились.
И вот прошел злополучный 21, даже 23 дня. Мы были уверены, что все позади. Вернулись домой. И вдруг утром раздается звонок из полиции. Я ответил. Полицейская по-русски вдруг сообщает, что мне вместе с ребенком нужно явиться немедленно в полицию! Я говорю, что прошел 21 день, они не могут уже ничего сделать, дело закрыто. Ответ: с нашей стороны ничего не закрыто. Вы приедете? – Нет. – Она кладет трубку.
Я бегом собираю детей, и мы снова убегаем из дома. Опять без телефона и машины.
Полиция приходит к нам домой, где нас уже нет, забирает Оксану, ставит ее лицом к полицейской машине руками вверх, обыскивает, находит второй телефон Нокиа (тот, по которому мы с Оксаной переговариваемся). – Это что?! – (Оксана): Телефон. – У вас что, есть второй телефон?! – Да, а что, мне это запрещено?
И, главное, все все понимают. Что это другой телефон для связи. Но все делают вид, что не понимают. Если бы полиция действительно захотела, они тут же нашли бы в этом телефоне мой номер и отследили меня по геолокации.
Оксану забирают на допрос в участок в железной будке с решетками для преступников. Там ее допрашивают, фотографируют в профиль и анфас, снимают отпечатки пальцев и ладоней, как рецидивистку, держат положенные 3 часа (когда предъявить нечего, задержать можно не более чем на 3 часа). Отбирают у нее телефон, хотя дают сделать один звонок адвокату. Адвокат ее успокаивает, объясняя, что это всего лишь очередное шоу, они ничего сделать не могут. На часть вопросов, ответы на которые они могли бы «перекрутить» по-своему, Оксана отвечает: «обращайтесь к моему адвокату». В результате полиция решает, что она что-то скрывает, и предполагает «злонамеренное пренебрежение нуждами ребенка» («азнаха»). Кстати, в документах прокурора и судьи ничего не сказано про злонамеренность. Те считают, что мы просто глупые и не понимаем, как мы вредим своему ребенку, и делаем это только благодаря невежеству. Поэтому потенциальное полицейское преследование на тему о пренебрежении вообще взято ниоткуда. После долгих и жестких переговоров адвоката с руководством полицейского участка они отпускают Оксану с еще одной психологической травмой, которую потом приходится лечить методами НЛП. И с обещанием адвоката назавтра утром показать им ребенка по вотсаппу, чтобы полиция убедилась, что мы не бьем и не насилуем его, например. Назавтра они увидели в вотсаппе веселого, радостного и счастливого ребенка, который, как ни странно, ничем не болен и весело играет с братом счастливый, что, наконец, вернулся домой.
Зачем нужен был этот допрос? Ведь 21 день прошел, и даже если бы полиция все же поймала Давида и силой привезла в больницу, ни один врач уже не стал бы делать укол. Вероятно, прокурор, видя, что добыча уже точно ушла, решила все же в последний момент устроить еще одно показательное выступление и надавила на полицию, а та организовала допрос. Кстати, прокурор, чтобы лучше проучить непутевых родителей, также потребовала от нас выплатить штраф за последние несколько дней неподчинения, по 500 шек. в день.
После этого было новое требование прокурора оштрафовать нас не только на сумму 13 дней, умноженных на 500 шекелей, но и взыскать с нас оплату за работу полиции и социальной службы, которые сильно напрягались, разыскивая нас. То есть плюс к тому, что мы платим зарплату этим службам из немаленьких налогов, мы должны доплатить им еще и премию за преследование моего сына и создание психологической травмы жене. Прокурор не смогла «достать» нас и заставить сделать этот укол, так она решила наказать нас по-другому. Адвокат написал ответ-опровержение из 16 пунктов. В итоге в решении судьи, как и раньше, были практически скопированы все доводы прокурора, но ни слова хотя бы принятия во внимание каких-то наших доводов.
Любой суд в Израиле, включая Верховный, как я уже многократно убедился еще во время короны, побывав на двух заседаниях Багаца, полностью на стороне Минздрава и государства. Но судьи обычно хотя бы для приличия читают ответы адвокатов хоть для видимости отвечают на них в своих решениях. Здесь не было даже этого. Когда-то давно, приехав из страны, где бесправие было нормой, а суд был на стороне того, кто больше платит, я всем гордо говорил, что в Израиле это не так. Мы живем в еврейско-демократической стране. Мои идеалы разрушились во время государственного мошенничества под названием «прививки от короны». Теперь они разрушились еще раз и окончательно. Как сказал мой адвокат: ты уехал из тоталитарного Советского Союза больше 30 лет назад? У меня для тебя новости: ты никуда не уехал! Просто здесь это хуже, потому что скрывается под маской «демократического государства».
Главный вопрос: зачем? Зачем они это делают? Ведь в Минздраве прекрасно понимают абсурдность вкалывания непроверенного вещества от несуществующей несмертельной болезни. Наш адвокат, у которого были сотни таких случаев, говорит, что ответ прост. Государство, которое должно служить народу, который его избрал и оплачивает, хочет убедить нас, что мы не хозяева. Нас надо учить подчиняться. И чем абсурднее ситуация, тем лучше нас можно надрессировать повиновению именно на ней.