КФАР ИЛЬИНКА (заметки на полях)
...Когда-то они жили в рубленых избах в Воронежской губернии. Теперь - в восьмиэтажках в Бейт-Шемеше. Молились в деревенской синагоге, не зная иврита, пололи огороды, ходили за скотиной...
Первые ильинцы появились в Израиле в семьдесят пятом году, -рассказывали мне в середине 1990-х, когда я решила съездить в Бейт-Шемеш и написать о них. - В зале прибытия аэропорта появилась большая группа славян деревенского вида, называвших друг друга библейскими именами - Абрам, Сара, Хаим... Мужчины - в телогрейках и сапогах, женщины - в плюшевых жакетах. С тюками, сундуками, фибровыми чемоданами с железными уголками... Они рассказывали какие у них были трудности с женитьбой в селе: чтобы подыскать невесту или жениха, ездили в какое-то астраханское село к таким же, как они, евреям. Как они жили в России? Ходили в синагогу, пили водку, сеяли, жали, разводили скот, мечтали об Израиле. А года через полтора, когда первые ильинцы приезжали встречать прибывающих родственников, юноши уже были в черных шляпах и лапсердаках.
И я поехала в середине 1990-х в Бейт-Шемеш. Нашла район, где жили ильинцы и стала озираться по сторонам. Навстречу шла женщина. В пестреньком штапельном платье мешком, ситцевой косынке, завязанной по-деревенски. Лузгала семечки. А дальше произошло вот что
- Вы из Ильинки? - спросила я;
- Нет, - поспешно ответила она, - из Москвы.
А глаза выдали - блеснули. Как же, из Москвы!
- А ильинские здесь есть?
- Не знаю таких. А на чту они вам? Ее выдавал говор - такие интонации можно услышать только где-нибудь в средней полосе России, в деревнях.
Мы поднялись с фотокорреспондентом по ступенькам восьмиэтажного дома в одну из квартир. Дверь открыл рыжий веснушчатый дядька в кипе. Как открыл, так и закрыл - прямо перед носом, - увидев внушительный фотоаппарат на шее моего спутника.
К ильинцам мы в тот день все же попали. Тоже Матвеевым. И немудрено: на всю Ильинку - три фамилии: Матвеевы, Кожокины да Пискаревы.
Глава семейства, Александр Михайлович, прежде чем вступить в разговор, осторожно заметил:
- Вам-то деньги зарабатывать, уедете в свою Москву, а мне-то жить здесь.
Уверив, что мы не московские корреспонденты, и предъявив теудат-зеут, я, наконец-то удостоилась беседы, которую постаралась воссоздать с колоритными интонациями своего собеседника - жителя воронежского села.
- Матвеевы мы. Жили в колхозе. До сорок восьмого года колхоз назывался "Еврейский крестьянин", потом - "Маленков", ишо как-то. Работал со скотом на ферме, здеся - пенсионер.
- Большая у вас семья?
- Это как считать. Скольки вообще или скольки иждивенцев на моей шее? Вот посчитайте: я, жана, восьмеро детей. Шесть свадьбов детям уже сыграли. А внуков - у одной дочери двое да у другой... Мойша, ну-ко посчитай (совместными с внуком усилиями насчитали тринадцать).
- А сколько народу в этой квартире живет?
- Десять.
- Как же вы все помещаетесь здесь?
- А чаво нам? Все свои, не чужие. Мы и в Ильинке вдястером в двух комнатах жили в своем дому.
- А дом родительский?
- Не, какое, все своим трудом наживал. Нас Бог на то создал - трудиться.
- Вы соблюдаете Субботу и праздники?
- А как жа! Только мы, ильинские, и соблюдам, - вскинулся Александр Михайлович. - Ехали в Израиль, думали, здесь все соблюдают. Куды! Городские и свет жгут в Субботу, и работу всякую делают. Ничо никто не соблюдает.
- Вам тут нравится, в Израиле?
- А чо? Все хорошо, все беседер тута. Никаких забот. Было хозяйство, все распродал - дом, корову, козленков, в дому все.
- Не жалко хозяйства?
- А чаво жалеть? Оно мне в России во как надоело! Всю здоровью положил. А продал все задаром - сюда пятака не привез.
- Почему задаром? Что, дом плохой был?
- Какой-такой плохой? - взвился мой собеседник. - Дома-то рубленые были, как вы думаете! Продал за девять тысяч, поехали на доллары менять, а там за сто рублей доллар дают. А сто долларов везть сюды - к чаму? Привез родительские фотографии, чаво еще везть?
- Много было в вашей деревне евреев?
- Почти што все. И синагога была. Молились тама. Раввина не было, старики наши читали Тору. В Субботу у нас никто не стряпался, огород не пололи, ничо не делали. Цукот тоже отмечали. И Рош а-Шана.
- А что же, коровы в Субботу недоенные стояли?
- А мы русских просили, они приходили доить. Раз председатель новый объявился, че такое, говорит, почаму это в Субботу наши коров не доят, и погнал всех на работу. Ну, наши пошли, а опосля, когда начальство приехало, пожаловались яму, так оно председателю велело больше не заставлять наших доить по Субботам.
- Обрезание мальчикам вы тоже делали?
- А как жа? Ни один без этого сюды не приехал. Возили в Азербайджан сынов, тама делали.
- Какие отношения у вас были с русскими семьями в Ильинке?
- А че? Ладом жили. Тольки кладбища были разные. Мы как в Израиль ехали - они вона как голосили...
...Из кухни вышла жена Александра Михайловича - Сара:
- Собираюсь вот весной на родительскую могилку съездить. Ташкентские, которые опосля понаехали в Ильинку, хотели своих на нашем, еврейском, кладбище хоронить, так не дали ильинские.
- Много еврейских семей осталось в Ильинке?
- Да семей тридцать будет. Больше ста уже здеся, - сказал Александр Михайлович.
- Трудно вам здесь без иврита?
- А мы уже их по-своему выучили. На базаре увидят нас, кричат по-русски: "Картошка! Картошка! Два рубля!"
- А как же вы Тору читали, не зная иврита? Как молились?
- А я не молюсь, я так в синагогу хожу. Старики наши, те читали Тору. И Кадиш читали по упокойникам.
- Как у вас здесь с местными отношения складываются?
- Надо было вам три дня назад приезжать сюда, посмотрели бы, - отозвалась из кухни дочь Матвеевых Анна.
- Ты чаво, Анькя?- строго спросил Матвеев-старший.
- А таво, миштара-то приезжала!
- Ну, дети чего-то не поделили, - начала рассказывать Сара, - а мараканец вышел и кинулся нашего душить...
- Ребенка?
- Да не, взрослого. Вызвали миштару, те мараканцу - ничего, а нашего - забирать. Говорят на иврите, мы не понимам - куды, зачем? Ильинские не дали сажать в машину. Потом второй раз приехали - с переводчиком, все ж таки забрали на сорок восемь часов. Потом отпустили.
- Нравится вам здесь? Не жалеете, что приехали?
- Об чем жалеть? - отозвалась Сара. Открыла холодильник, вытащила два огромных пакета замороженного мяса: -Вот мясцо, открыл холодильник - и на тебе, а тама пока вырастишь... Без рук, без ног осталися.
- У них тама третья мировая война началася, - вставил Александр Михайлович, - сегодня по приемнику передали.
- Где? - не поняли мы.
- Где-где! В Армении там или в Азербайджане... Вы че, не слыхали?
- А... про это? Слыхали. ...Посидели, помолчали.
- Много в Израиле вашей родни?
- Хватат. Три брата, две сястры. Дочь приходит с внуками, посидим, в карты поиграм... - Александр Михайлович засмеялся дробно, горохом.
- А в Ильинке что делали в свободное время?
- А у нас его там не было. За одной скотиной ходили с утра до ночи. Известно дело - в колхозе, - сказала Сарра.
- А чего вам здесь для полного счастья не хватает?
- Че не хватат - все равно не дадите, -Александр Михайлович опять закатился дробненько. - Квартиры сваей не хватат, у дочери живем покуда. Оне с зятем работают, даже по-плохому (у нас, ильинских, профессоров нет, все на простой работе) выходит три тыщи на семью. Вот купили квартиру. Можно жить.
- Собака, кошка у вас есть?
- Ну, ишо собаку я в дом приглашу! Она у меня во дворе жила. А здеся - куды? - и добавил напоследок, - мы б сюды уехали, так не пускали!
- Кто?
- Власти."
Шели Шрайман, журналист
P.S. В 1825 году Синод представил на рассмотрение Александра Первого доклад о борьбе с распространением иудаизма среди христиан Воронежской губернии. В другом указе запрещалось "иметь субботние сонмища и делать обрезания младенцам, за чем неослабно смотреть земской полиции, сельскому начальству и приходским священно- и церковнослужителям". Как видим, ильинцам довелось немало претерпеть за свою приверженность к иудейской вере. Не только при царе, но и при советской власти.
