В общем, я вам один умный вещь скажу. Только вы не обижайтесь....

К тому моменту, когда Сергей Багдасарян открывал дверцу своей машины, чтобы посадить в него молодую девушку с огорченным лицом – он еще не знал, что меньше чем через час будет мертв. И, тем более, не знал, что приговорен к смерти уже давно, еще до своего рождения. И приговор написали и скрепили подписями три человека – авторы сценария фильма «Мимино» Резо Габриадзе и Виктория Токарева и режиссер этого фильма Георгий Данелия.

К тому моменту, когда с Мовлади Байсарова сняли оперативное прикрытие ФСБ, он уже понимал, что через несколько часов, скорее всего, он будет мертв. Но, опять же, не подозревал, что его насильственная смерть в центре Москвы была предопределена за 29 лет до того, в тот день, когда фильм «Мимино» вышел на экраны советских кинотеатров, а песенка про маленькую птичку завоевала большую популярность.

Наверное, такое начало показалось вам провокативным и неадекватным наездом на любимый всенародно фильм. Видимо – частью антигрузинской кампании. Поэтому продолжим объяснение, хотя если вы задумаетесь, вспомните сюжет, то мне объяснять или продолжать не надо.

Итак, о чем этот фильм? О том как простой, немного хулиганистый грузинский парень-вертолетчик влюбился в Белую Женщину, Стюардессу. Подчеркнуто русскую по внешности и манерам – в меру изысканную, в меру простоватую. В общем – просто в русскую.

Грузинский парень ни на секунду не сомневается в том, что русская женщина должна принадлежать ему. И стремится к этому всеми доступными его пониманию способами – отправляется в Москву, селится в гостинице «Россия» (интересное совпадение), пропивает деньги в ресторане. И, в качестве кульминации, сообщает свое требование к бытию: «- Ларису Ивановну хачу». На что получает со стороны младшей сестры русской женщины вполне обоснованный и чисто русский ответ, рекомендацию «Катиться колбаской по Малой-Спасской». Ответ, воспринимаемый героем как личное оскорбление. А вместе с героем, - и сочувствующим до глубины души симпатяге Кикабидзе зрителем.

Обыкновенная москвичка, которая не желает, чтобы за ней гонялся похотливый бесцеремонный гость ниоткуда, предстает этаким воплощением жестокости, неприступности и, видимо, русской холодности к братьям нашим кавказским, непонимания широты их души. «Ты и она не две пары в сапоги» - сообщает Мимино Рубен и мы понимаем это совсем не в смысле, что тебе вообще в человеческий вид бы себя привести, а в смысле «она для тебя, хорошего парня, слишком высокомерна».

Так, без особого напряжения, но вполне эффективно, в сознание страны и в ее среднерусской и в её закавказской части внедрен был простой и очевидный стереотип: «если русскую женщину хочет кавказский мужчина, то она должна ему дать без разговоров, если не хочет прослыть высокомерной корыстной дурой». При этом Лариса Ивановна, еще раз подчеркну, один из двух символически окрашенных образов русских в фильме, где забавными и трогательными положительными героями выведены грузин и армянин.

Думаю, что я объяснил – причем тут Сергей Багдасарян.

Теперь про второй образ, который можно считать условно-русским. Это женщина-адвокат, так сказать легальная правозащитница, вытаскивающая нашего героя из тюрьмы за затеянную им в Москве драку. Геройством этой адвокатши, нашим сопереживанием её первому делу, мерзопакостностью потерпевших, трагическим молчанием Мимино, от нас тщательно закутывается предельно простая суть истории. Потерпевший совершил то, что по русским законам является подлостью, но не преступлением, а по кавказским обычаям – преступлением, требующим кровной мести. Зато преступник решил в Москве, раз уж представился случай, свести кровную месть по всем правилам и ему помешали скорее обстоятельства, чем собственная добрая воля.

И героическая женщина-адвокат отважно защищает… право Мимино на импорт кишлачной морали в Москву, в русскую среду. И мы, проникшись моральными страданиями «простодушного» Мимино соглашаемся на этот импорт, допускаем, что в нем нет ничего плохого, что наш закон, наверное, не совсем прав, когда предполагает карать детей гор, за сведение ими под нашим носом, на наших улицах и в наших домах своих личных счётов по законам этих самых гор. Когда «суд по законам гор» нам показывали в «Кавказской пленнице» с тем же Фрунзиком Мкртчяном в одной из главных ролей - это было смешно. Там он был на своем месте, а советский суд, на фоне этих законов, представлялся «самым гуманным судом в мире». В зарубежном прокате фильм так и назывался: «Kidnapping, Caucasian style».

Но вот из предгорий «закон» переехал на Русскую равнину. Первая реакция, которую нельзя не показать, - отторжение, тот же суд, но уже против диких законов. И вот начинается ласковый уговор, что тоже ничего страшного, что они тоже имеют право, у них своя жизнь и можно понять их чувства. Навязывается второй стереотип» «если два горца под твоим окном режут друг друга, то не торопись вызывать милицию, может это у них кровная месть и законы гор». А затем и другой: «если два горца под твоим окном режут тебя – не торопись вызывать милицию, поскольку ты уже опоздал». Причем и в первом и во втором случае обязательно найдется девочка адвокат (только совсем не такая бескорыстная, как в фильме), которая докажет, что славные парни по сути-то были правы…

Думаю, что я объяснил – причем тут Мовлади Байсаров.

Другие значимые эпизоды фильма носят не менее отвратительный, по сути, характер. Например, эпизод с ветеранами, принимающими Мимино за сына совсем другого человека, своего фронтового товарища. Эпизод не столько говорящий о фронтовом братстве советских народов, сколько его изнутри разрушающий. Поскольку именно это братство, да еще и, по сути, с подменой, служит чисто меркантильной цели – попасть в авиацию, и еще более меркантильной, совсем уж низкой, «хотению Ларисы Ивановны». Здесь русские, их этика, их мировоззрение, их чувство общности, уже прямо сводятся к ступенькам карьеры ушлого грузинского парня…

Эпизод со звонком в Тель-Авив, это уже вообще запредел, откровенное издевательство над русским и советским зрителем. Только что мы выведены в цепи малоприглядных образов, отчужденных, черствых, корыстных людей, или наивных простачков. И вот, «поверх барьеров», в Тель-Авив, летит звонок от Мимино еврею Исааку родом из Кутаиси. Еврей и грузин сливаются в общей песне, в общей тоске по своей искореженной русскими – их государством, их властью, их нравами, - жизни… В этой песне Валико Мизандари постигает всю тщетность своих попыток добиться русского признания и возвращается на родину, к своему независимому существованию, где даже баранов всего восемь, да и то – вместе с тобой, зритель.

А теперь, - следите за руками. Как это делалось на ниве советской «многонациональной культуры». Данелия сделал очень характерное и недвусмысленное признание. Оказывается, сперва фильм должен был быть про русского летчика и денег советское государство дало на русского летчика:

    Фильм начался с нашей совместной задумки с Резо Габриадзе — о летчике из грузинской деревушки, у которого то ли вертолет, то ли маленький самолет. Он, как и будущий Мимино, постоянно запирает его на цепь с амбарным замком. И летает этот летчик низко над землей, а над ним другой жизнью проносятся большие лайнеры... Но дальше задумки мы с Резо не продвинулись. Через какое-то время вдвоем с Викторией Токаревой мы написали сценарий фильма под названием "Ничего особенного". Про русского летчика из деревни, у которого маленький самолетик, летчик играет на трубе, о чем-то мечтает... Сценарий утвердили, на фильм выделили деньги. До начала съемок оставалось два месяца. И тут приезжает ко мне режиссер Рустам Ибрагимбеков, я рассказываю ему про фильм и заодно про нашу с Габриадзе прежнюю задумку. Рустам говорит, что эта задумка куда интереснее того, что я собираюсь снимать. Всю ночь я это обдумывал, а утром позвонил Габриадзе, предложив делать совсем другую картину. И мы втроем с Токаревой буквально на ходу стали писать новый сценарий. Поначалу ничего толком о фильме не зная — разве что главную роль будет играть Кикабидзе. Добрались до эпизода, когда Мимино попадает в гостиницу "Россия", думаем: один он в номере будет жить или с соседом? Решаем, что с соседом — интереснее. А время поджимает: надо уже выбирать актеров для съемки. У нас два варианта: либо сосед — русский, и его будет играть Леонов; либо армянин — Мкртчян. Быстренько прокручиваем в уме варианты и понимаем, что с армянином (то есть со всем этим вечным армяно-грузинским соперничеством) фильм будет колоритнее. На то время было мало картин о кавказцах.

Встречаются два режиссера-инородца. Выпивают, закусывают, делятся творческими планами. Один рассказывает – так и так, снимаю тут фильм про русского летчика из деревни, - как он мечтает и на трубе играет. А раньше хотел снять про грузина, но что-то не пошло. А сейчас вот пошло, уже подписали все. Через два месяца съемки. А второй и отвечает: да ты что, зачем про русского, никто не будет смотреть про русского, ты уже снимал про русских алкаголиков-недотеп. Труба какая-то. Мечты. Это тебе что – «Укрощение огня»? Хватит. Сними про горную птицу высокого полета…

И завертелось. За два месяца всё успели переделать. Мало было у нас картин о кавказцах. Ничего – теперь много будет. Принимайте, гости дорогие…

P.S. Подчеркну еще раз. Мне нет никакого дела до эстетической и общечеловечески-эмоциональной составляющей этого фильма. Мне он неприятен. Кому-то могут быть неприятны "Покровские ворота" приятные мне, но вызывающие ту же массу "национальных" вопросов. Я бы вообще не стал, быть может, обсуждать этот фильм, если бы не одно "но" - постоянно попадающиеся мне отсылки на него как на "прекрасный фильм о межнациональных отношениях". Вот я и решил задуматься о нем, как о фильме о межнациональных отношениях. Но только не армян и грузин, а этих двух замечательных народов и русских.

21.11.2006