Всегда были и будут писатели, которые не "великий писатель", и даже не "большой стилист", а именно что "выдающийся гуманист". Вы этого выдающегося гуманиста никак не оцените. Вернее, вы можете его похвалить. А всё остальное - нельзя. Если скажете, что эта писанина - отстой полнейший, вам сразу зададут: "а что, вы против гуманизма"?
Оценки этого самого гуманиста отныне не лежат в плоскости литературы.
Я об Анатолии Приставкине, конечно.
То, как этот смышлёный русский сирота нашёл себе тёплое и сытое место в ельцинской системе координат, уже говорит, что никакой он был не гуманист, как и все эти окуджавы в совокупности.
А ведь я сам покупался! Морщась от убогости языка, читал приставкина, глотая, как касторку, и таки дочитывал - такую я тогда имел власть над собой.
Лучше, чем В.Л. Топоров, не скажешь о Приставкине:
"Детдомовец, сирота, литинститутская бездарь, держатель подпольного борделя для литературного и издательского начальства, комсомолец и коммунист, стукач с агентурной кличкой Щелкопер, самонадеянный в своем невежестве травник (а еще черный маг, самозабвенно протыкающий иглой пластилиновые фигурки недругов - но этой детали не знает даже Мальгин), он пишет на заре перестройки повесть о дружбе русского мальчика с чеченским на фоне сталинской депортации 1944 года - и на него сваливается всесоюзная и международная слава. Писательская, но не только писательская. Он, никогда не бывший не то чтобы диссидентом, но человеком хоть в малейшей мере мыслящим, становится одним из «прорабов перестройки» и возглавляет по рекомендации С.А.Ковалева Комиссию по помилованию в ранге федерального министра".
А что касается романа "ночевала тучка золотая", расхваленного известно какими силами в известно какие годы, то я часто вспоминал его, когда общался с К.
К. - это была такая девушка, довольно приятная внешне. Я познакомился с ней в больнице №20, где лежал после перелома скуловой кости, полученного при попадании под трамвай (это была прекрасная история, но как-нибудь потом). Она сидела в беседке и вязала. Было лето и цвела сарсапарель. Я выглядел, как герой боевика, в общем, то была вина хирургов, но К. меня не испугалась - К. вообще, как оказалось потом, ничего не боится.
Познакомились с К., я выписался, оставил координаты, вскоре я должен был читать стихи, пригласил на вечер.
Ах, да, лежала она в неврологии.
Ну, в общем, пришла она на поэтический вечер, смотрела влюблёнными карими очами, потом сели мы за стол пить водку, а она даёт мне вдруг телефон.
"Алё, Амирам? Я Оля. Сестра К. Вы знаете, что К. нельзя пить? Категорически? Так вот. Под вашу ответственность. Если она выпьет - я вас посажу".
Охренеть, да?
В общем, на следующий раз К. пришла на вечер, когда был я подшофе, не говоря уж о том, что не очень и планировал следить за ней - фиг кто меня посадит, даже если она выпьет всю водку в мире, в общем, оглядываюсь, а у К. в руке "Яга". Ну и шут с ним. Выходим из клуба, и вдруг К., не подставляя рук, что называется, валится, как озимый колос.
Положили на скамейку, рядом встали, пьём. Звонит её телефон. Обыскал К. беру телефон, как раз Оля.
"Ваша сестра, К. - извините, в говно. То есть, она в положении риз. Ужралась в шапито, иными словами. Угандошилась".
После воплей про "посажу", я заметил, что сейчас просто вызову скорую помощь - и пусть разбираются, с чего К. в таком состоянии, Ольга сменила гнев на милость и стала просить привезти К. в Люберцы. Я сказал что и днём никогда не был в Люберцах, и, надеюсь, не буду, не говоря уж за на ночь глядя. И что не поеду за всё золото мира. Тогда Оля просто кладёт трубку, со словами матерными, в том смысле, что пожалеете. Тут мой приятель один, добрая душа, говорит, что берёт её к себе, раз так. Взял, ага. Она там немного оклемалась, выпила бутылку водки, и разгромила, обписала и вообще, вдребезги всю хату разнесла, рыча, как дикий зверь. Наркоманка оказалась. Вязали мы её простынями. А чего я её вспомнил?
Она рассказала, что попробовала героин, будучи театральной актрисой, в начале 90-х. А играла как раз в "ночевала тучка золотая".
Лермонтова передёрнуло бы от омерзения, вот ей-Б-гу.
