С Навальным меня познакомил Илья Барабанов, году так в 2005-м, примерно в такой формулировке: привет, это Чадаев, ну, ты про него знаешь, а это вот Алексей Навальный, самый перспективный политик нашего поколения. Мне стало любопытно — у Барабанова на такие вещи нюх вполне себе. Но… впечатление было двоякое, не хочу сейчас писать про это подробнее, но я про наше поколение думал всё же по-другому. «Слишком уж он украинец» — примерно такой был тогда у меня вердикт. И имелась в виду очень конкретная вещь — чрезмерная любовь к техникам манипуляции вниманием, «бытовому NLP», в ущерб собственно политическому мышлению. В чём-то они были похожи с Сурковым, хотя тот вообще не украинец ни разу: «идеология — это такая пропаганда, только для ботанов».
Дела прошлые, конечно. Но сети сохранили нашу с Навальным давнюю переписку — вполне публичную — где я говорил, что ему бы не с ЕР воевать, а с госкорпами, и не про выборы, а про коррупцию. А он возражал, что туда лезть слишком сложно, потому что это ж разбираться надо. «Вот и разбирайся — в конце концов, кто тут у нас оппозиция». Я тогда был целым замглавы ЦИК ЕР, из смешного.
Он, конечно, совсем другим человеком вернулся из Йеля. Вроде, казалось бы, заурядное американское ПТУ для обезьяньих вождей — диктатура-народ-восстание-джиншарп, разом нас багато, бубубу. Но если «до» он был просто в меру амбициозным, в меру циничным, в меру неопределившимся и в общем за любой движ кроме голодовки, то оттуда он вернулся как будто то ли перепрошитый, то ли поймавший какую-то звезду. Западных кураторов, кстати, он презирал точно так же, как и здешних админов — ну лохи ведь; но в общем понимал, что они теперь единственная его крыша, и за определённый ими коридор — нельзя. Как прагматик и неплохой интуит он понимал, что «майдан» в Москве, как и в Киеве, имеет шансы на успех только если скрещивать «демократию» с «национализмом» — поэтому и рискнул-таки сходить на «Русский марш», но сразу же получил сигнал: харам. И больше таких заступов не делал, хотя в глубине души, уверен, повторял — «ну лохи ведь». Но, лохи не лохи, а — начальство.
Однажды, году так в 2008, он попытался (ессно, в Жан-Жаке и под вино) раскрутить меня на откровенный разговор. «Смотри, эти питерские будут сидеть пока не помрут, у нашего поколения нет вообще шансов. Если их не снести, мы обречены до пенсии сидеть на вторых ролях. Ты вот для себя готов к такой судьбе? Я нет». Я ему ответил: «Обидно, да. Но есть такая штука, как благодать Божья — тебе не понять, ты неверующий, но всё же. Если её с тобой нет — только шею свернёшь. Если есть — никакие АП и ФСБ тебя не остановят. Ты вот уверен, что у тебя она есть?» А он: «В себя надо верить, а не во всю эту херню». Проблема, говорю, в том, что человек смертен; и в этом нет ничего страшного, но это делает его негодным объектом веры.
Вот кто счас про что думает, а я вспоминаю тот разговор. Благо проходил только что, по иронии судьбы, мимо того самого «Жан-Жака».
Хорошо что я не вижу этого непотребства. 
