Больше всего в Европе в соотношении зарплаты-услуги ЖКХ платят украинцы — об этом, по сообщению портала Голос.UA, заявил на пресс-конференции эксперт Фонда общественной безопасности Юрий Гаврилечко.

По словам эксперта, такая тенденция на Украине будет лишь усугубляться из-за того, что правительство заморозило социальные стандарты.

РИА Новости http://ria.ru/world/20141203/1036429011 … z3KrUXgzDF

Украинский журналист Анатолий Шарий опубликовал копии документов, согласно которым правительство Украины намерено радикально сократить расходы в социальной сфере.

Эту информацию газете "Вести" подтвердил министр социальной политики Украины Павел Розенко.

"Мы вынуждены идти на такие непопулярные меры в условиях экономического кризиса. Через два-три года, когда страна выйдет из кризиса, люди оценят нашу работу", — прокомментировал Розенко.

Правительство Украины планирует, в частности, поднять пенсионный возраст, приостановить индексацию пенсий и зарплат, сократить срок обучения в средних школах до 9 лет, пересмотреть выплаты чернобыльцам, отменить стипендии, а также бесплатное питание в больницах и начальных школах.

Кроме того, предлагается внести изменения в конституцию и изъять норму о бесплатном образовании и бесплатной медицине.

РИА Новости http://ria.ru/world/20141205/1036882121 … z3L3g7UvTQ

"Освобождённый" Лисичанск: Жизнь под ЕдиноУкраиной

По поводу финансирования украинской армии:

Рассказывает жительница «освобожденного» города Лисичанск: «Стою в банке, оплачивать коммунальные услуги. Передо мной – один из хероев-освободителей. Достал внушительную пачку налички и отправляет домой 85 тысяч грн. Особо умилила ситуация с девушкой-кассиром, которая заметила, что 200 грн не хватает до заявленной суммы. Херой сказал, что сейчас все исправит, и быстро достал вторую пачку налички, которая была отнюдь не меньше, чем первая».
Из этой же оперы: «Банки в городе работают, даже деньги есть, но в банкоматах их многие не снимают – опасно. Вояки буквально в нескольких метрах от банкомата могут тупо отжать все, что люди сняли со счета. Да и не раз уже слышала, что укры просто заходят к людям в дома и выносят оттуда все ценности. А как против них попрешь? Они с оружием, а у нас в основном остались либо свидомые, либо старики, женщины, дети…».

По поводу огневых точек:

«Ставят прямо на крышах жилых домов [имеются в виду многоэтажки]. У меня на крыше поставили, на соседних домах стоят. Позатягивали мешки, оружие какое-то тяжелое. Правда, теперь холодно стало, так они на крыши еще буржуйки подняли и греются».

По поводу холодов и укрармейцев:

«Да все банально. Идут по улице, выбирают дома – главное, чтобы добротные, богатые были. Ну, и в основном, пустые, без хозяев. Потом просто вскрывают замок и заселяются, объясняя это тем, что должны жить в тепле, защищая город от террористов».

По поводу «ямы Москаля» (недели 1,5-2 назад):

«Копают, еще как копают. Техники этой земляной нагнали. Каждое утро видела – выезжают копать. Правда, по вечерам стабильно наблюдаю другую картину – вместо земляной техники в город завозят подбитые БТРы. Их уже в городе немеряно – может, ремонтировать тут собираются…».

По поводу обстановки в городе (несколько дней назад, вроде бы, было тихо):

«Каждый день стреляют. Из автоматов. Мы даже уже не стараемся предполагать, кто, в кого и почему. И так все известно – нажрутся до поросячьего визга и начинают по городу гонять и стрелять во все стороны. Дух патриотический поднимают…».

По поводу патриотизма:

«На 1 сентября в школы пришла вказивка – все девочки должны быть в «жовто-блакытных» бантиках. Естественно, послали куда подальше, но сам факт…».

В тылу у ВСУ

"В Волновахе не нашлось ни одного жителя, желающего дать интервью. Паранойя в Волновахе носит характер эпидемии. Даже таксисты на вокзале стараются общаться между собой вполголоса – мало ли кто стоит рядом и услышит разговор?

Райцентр Волноваха на трассе, соединяющей Донецк и Мариуполь – почти посредине между двумя населёнными пунктами. Сама Волноваха контролируется киевскими войсками, хотя во время августовского наступления повстанцев неоднократно появлялась информация о взятии Волновахи войсками ДНР. В том, что Волноваха плотно контролируется украинскими войсками, я убедилась лично, побывав в населённом пункте.

На Донбассе лежит густой снег. Впрочем, междугородные (а точнее – почти что уже международные) автобусы из Донецка в Волноваху ходят почти исправно. Дорога занимает примерно час – и вот я стою на автовокзале Волновахи. Сразу обращаю внимание на разницу с Донецком: если там люди охотно общаются с прессой (хотя и очень не любят журналистов из столицы, которые «все врут»), то здесь от камеры шарахаются, как от огня.

«Вы что?! Я беззащитный человек… Хотите, чтобы меня посадили в машину и увезли навсегда?» – пугается 60-летняя женщина. Ко мне подходит мужчина лет сорока, который вполголоса поясняет: «У нас тут 37-й год: доносы и аресты, аресты и доносы. Сосед на соседа пишет… До сих пор отлавливают тех, кто принимал участие в организации референдума».

Собственно говоря, мне так и не посчастливилось найти ни одного жителя Волновахи, желающего дать интервью. Паранойя в Волновахе носит характер эпидемии. Даже таксисты на вокзале стараются общаться между собой вполголоса – мало ли кто стоит рядом и услышит разговор? Насколько оправданы опасения мирных жителей, и правда ли в Волновахе «37-й год», я лично сказать не могу. Но атмосфера в городке угнетающая.

В целом, проблемы у «украинской» Волновахи очень схожи с теми, которые испытывает «сепаратистский» Донецк. Банки и банкоматы тут, правда, работают, но наличность в большом дефиците. Если куда-то завозят деньги – моментально выстраиваются огромные очереди. Ещё одна причина для беспокойства – электричество: его Волноваха получает с территории ДНР. С 1 декабря в непризнанной республике переходят на оплату коммунальных услуг в «независимую» казну, и жители Волновахи опасаются, что свет им попросту отключат.

Вообще снимать в Волновахе крайне трудно: повсюду военные, а на любой кадр с их участием требуется особое разрешение. Впрочем, для меня военные ничуть не менее интересны, чем местные жители.

Военный джип с номерным знаком «Украина» в сопровождении символа сдвоенной молнии никаких хороших ассоциаций не вызывает. На двери автомобиля надпись «Черкассы». Вышедшего из автомобиля военного я сразу опознаю как кадрового: они всегда выбриты, подтянуты, так что нередко выглядят моложе многих добровольцев и мобилизованных, которые годятся им в сыновья. Подхожу, попытаюсь завязать разговор. Военный идёт на контакт сложно, снимать не разрешает. Говорит не спеша, скупо цедит слова: видно, что взвешивает каждое слово – сказать или не стоит? Много курит, прикуривая одну сигарету от другой.

Чутьё не подвело: профессиональный военный. Как и следовало думать, из Черкасс. Призвали ещё весной, сказали, что на 45 дней. С мая – на фронте. Как и все украинские военные, с которыми доводилось беседовать, очень тепло отзывается от волонтёрах: снабжение войск, по его словам, держится в первую очередь на них. Мой собеседник очень резко отзывается об украинском правительстве: «Война закончится – о нас никто и не вспомнит. Мы нужны только маме, жене и детям».

Спрашиваю про отношение местных жителей. После секундного колебания, следует ответ: «Если честно, в большинстве… плохо».

В ходе беседы случайно проговариваюсь, что работаю и по ту сторону линии фронта. Реакция – на удивление спокойная, даже некоторое оживление. «Ну что там те? Устали воевать, как и мы?», – интересуется офицер. Отвечаю честно: «Конечно, устали, но сдаваться не собираются, судя по их словам». В ответ – глубокий вздох. «Они хоронят своих, мы – своих. Всё замешалось на крови. Надо останавливать эту войну. Договариваться надо… Эта война не нужна никому, кроме тех, кто её заварил».

В разговор вступает вёрткий старичок лет 70 в чёрной кепке, который уже какое-то время крутился вокруг нас и с явным интересом прислушивался к разговору. «Их надо учить через желудок. Надо сделать так, чтобы в Донецке все передохли от голода», – уверенным голосом заявляет он. «Там старики, женщины, дети… пусть все передохнут?» – интересуюсь я. «Все! Кричали Путин? Пусть передохнут!» – по мере разговора голос мужчины становится всё более истеричным. Замечаю странность: говорит вроде бы со мной, а смотрит на офицера. Неужели всё это – показное, и человек просто выслуживается перед военным? Если и так, то поддержки он не дождался: мой собеседник молча курил, глядя куда-то мимо нас. Покричав какое-то время, старичок уходит. «И такие люди тоже есть», – коротко комментирует инцидент офицер, прикуривая очередную сигарету.

К перрону подходит мой поезд. Прощаюсь: «Удачи, мира всем!». «Согласен», – впервые за весь разговор улыбается военный.

Война безжалостно обнажает настоящее положение вещей, показывает нам их – и нас самих – во всей красе. Можно помогать соседям переживать трудные времена, а можно писать на них доносы. Можно быть гражданским, говорящим страшные вещи, приумножающие ненависть, а можно держать в руках автомат, но желать прекращения войны. Отмечу что, по моим личным наблюдениям, как раз среди военных-то преобладают сторонники мира. Осталось подождать, когда устанут зарабатывать на войне те, кто её развязал. Думаю ,это будет нескоро. Мира всем. Даже мерзкому деду в чёрной кепке.