Хотел собрать логику поступка задержанной девочки Дарьи. Расхотел. Скучно укладывать сведения в тайминг. Лучше скажу, где ее встретил кошмар. Потому как — все. Трепотня, романтика, посты в сети, бесконечное жевание идей — закончились. Ее усадили напротив устало-раздраженного ротмистра и дверь захлопнулась на десятилетия.
Когда юный напрашивается на героику, когда внутри него что-то клокочет, когда он спать не может, спорит, ссориться, с дрожью в руках бросается на Голиафа, когда бежит от ищеек, когда его бьет озноб от звука поднимающегося лифта, когда он рисует себе ужастики про кандалы, когда, когда … Все равно, тогда в нем бурлит энергия. Он так живет. И, наконец, — а он ждет этого — в дверь бесцеремонно звонят. «Через секунду не откроешь — выбьем к чертовой матери!».
Тут голова становится ватная, все замедляется, ноги сами ступают в нужную сторону, девочка не пытается задать искусственный вопрос: «Кто там?». Замок поддается не сразу, но проворачивается. В помещение влетает государство, как порыв мокрого ветра. Пара резких движений и ее ставят к стенке, поклеенной обоями. «Все поняла?».
Обыскали. А то вдруг — психопатка — резанет себя чем-нибудь. Потом крути ее, пачкай кровью новый свитер.
Еще несколько типичных, ненужных вопросов, мол, где твои вещи, паспорт и вот она уже вжата на заднем сиденье служебного автомобиля, а по обоим сторонам — тела мужчин в куртках. Они не спали ночь, много курили, они злые, но держат свое при себе.
По дороге, на ухабе кто-то задает вопрос: «Может сразу назовешь подельников? Через них и проедем, чтобы туда-сюда не мотаться».
— Каких подельников? — говорит девочка в 26 лет. Но не возмущенно, а удивленно.
— С которыми ты магазине 24 часа банку с горшком стырила, — подсказывает ей тот, кто на сиденье рядом с водилой. Он только-что закрыл глаза, чтобы вздремнуть.
Никто не смеется. Большее ее не беспокоят.
Скоро вводят в казенное здание. Длинные скучные коридоры. Никому не любопытные, а она рассматривает пространство будто очутилось в Уффици. Кто-то проходит мимо и глядит на нее оценивающе. Хотя, она не в свадебном платье. Парням из других отделов чуть-чуть любопытно. «Сюда», — и за плечо ее подталкивают в кабинет. Ничего особенного. Три стола, какие-то листы с напечатанными буквами.
— Трепова, берите табуретку, садитесь, — встречает ее старший опер. Он ждал, его уже тошнит от десяти кружек растворимого кофе, выпитого за ночь.
Берет сигарету, затягивается. «Извини, у нас не курят», — предупреждает он.
Никто не кричит, никто даже не пытает. Хоть бы изнасиловали — родилась бы вновь энергия. Она временно, но героически боролась бы с режимом. Тихо, хоть дремли.
— Там Следственный комитет звонит, спрашивает — им ехать или мы ее привезем, — заглядывает в дверь еще кто-то.
Да куда она денется … Правда, Дарья Евгеньевна, — смотрит он ехидно ей в глаза и переходит к главному: «Давай по-быстрому- кто тебе передал бюст с взрывчаткой?».
Дарья еле-еле разлепляет губы. «Я не знала... Я думала … Мне нужно подумать …».
— Слушай меня внимательно. Меня не колышат ваши идеи и антиидеи. Вся твоя жизнь осталась там, где вы резвились. Это они там сейчас спорят и брызгают слюной. У тебя этого больше никогда не будет. Все закончилось. Можешь, вообще, со мной не говорить. Сейчас приедет следователь, ты откажешься от показаний и тебя закроют. Завтра в суд, арест, женская тюрьма и через неделю твою фамилию будет помнить только твоя несчастная мама. Так в камеру или чаю налить?
И вот глядит Даша на этого усталого ротмистра и ей кажется, что вся ее борьба, тексты, лекции в сетях, восклицания политологов были давным-давно, где-то в другой жизни, а не пару часов назад. Ее мнения никому не интересны. Ее духовные мучения тут безразличны. Все ее предыдущие страсти по экологии, феминизму, модернизму, дизайну — абсолютная галиматья.
— Ты думаешь тебя за убийство взяли? Тебя взяли за бомбу, которой ты пыталась убить как можно больше людей. И того ребенка, который мог проходить мимо витрины, которая разлетелась осколками. Ты что думаешь, я тут с тобой о политике буду спорить? Получишь свой четвертак и гордо выйдешь без зубов в 50 лет. Это будет.. это будет.. В 2048 году. Представляешь, сколько за это время ты в колонии военных курток сошьешь? Вагоны!
И приходит ватное озарение. И вспоминается тот, кто передал самодельное взрывное устройство. Ему тоже не легко, он за пределами РФ. Переживает страшно.
