Графа Остермана понесли на эшафот
Из донесения саксонского посланника Иоганна Сигизмунда фон Пецольда королю Августу III
Третьего дня утром, во всех концах здешней столицы, при барабанном бое разглашено было, что на следующий день, т. е. вчера, имеет быть совершена публичная казнь над некоторыми лицами, признанными за постоянных врагов Ее Величества Императрицы (Елизаветы Петровны) и за нарушителей государственного порядка, и что всякий может явиться к 10 часам утра на большую площадь перед зданием коллегии, на Васильевском Острове и из видимого примера извлечь должное назидание.
Согласно этому вызову, чуть свет уже толпа стала собираться на означенную площадь, где приблизительно против военной коллегии выстроен был из старых балок и досок весьма плохой эшафот, ничем даже не покрытый; к эшафоту прикреплено было бревно, к которому привязывается каждый раз голова осужденных на смерть. Возле эшафота, тесным кругом, выстроился астраханский полк, под командою своего майора.
Приговоренные к казни арестанты приведены были утром (29-го числа) из крепости и помещены в упомянутом длинном здании, в отделении принадлежащем сенату. Как только пробило 10 часов их вывели в следующем порядке и притом так, что каждый арестант имел впереди и сзади себя по нескольку гренадер со штыками на ружьях.
Впереди всех появился граф Остерман (Андрей Иванович), который так как по причине болезни уже несколько лет не может стоять на ногах, сидел на простых извощичьих санях, запряженных одною лошадью. На голове у него был небольшой парик, и дорожная фуражка из чёрного бархата; далее, на нем была старая красноватая лисья шубка, ниспадавшая до половины ног, костюм, в котором его обыкновенно видели у себя дома.
За ним следовали пешком фельдмаршал Миних (Бурхард Христофор фон), граф Головкин (Михаил Гаврилович), барон Менгден (Карл Людвиг), обер-гофмаршал граф Лёвенвольде (Рейнгольд Густав) и незадолго пред сим произведенный в статские советники русский, некто Димирасов (?), который первый предложил проект о возведении на престол потомства бывшей регентши и о совершенном отстранении нынешней Императрицы и который должен был привести этот проект в исполнение с помощью секретаря коллегии иностранных дел некоего Познякова; этот последний, как говорят, до выхода арестантов был наказан плетьми внутри дворца.
Когда все они были поставлены друг подле друга, образуя собою круг, графа Остермана подняли 4 солдата и понесли на эшафот; там его посадили на плохой деревянный стул и он, обнажив предварительно голову, прослушал свой приговор, который прочтен был каким то секретарем сената.
Так как по обыкновению, никто из подсудимых не узнаёт своего приговора раньше как на месте казни, то заметили что граф Остерман слушал свой приговор с совершенным спокойствием и с лицом выражающим чрезвычайное внимание и что при некоторых местах, он слегка качал головой, как бы в знак удивления и подымал глаза к небу.
После прочтения приговора, солдаты положили его на пол, лицом вниз; палачи обнажили ему шею, положили ее на перекладину, один из них держал его голову за волосы, другой в тоже время вынимал из мешка топор. Сначала он вытянул пред собою обе руки, но вследствие замечания одного из солдат убрать их, он сложил их крестообразно под собою.
В ту минуту, когда он, таким образом, был приготовлен к принятию последнего удара, подошел опять упомянутый выше секретарь, который вынув другую бумагу, прочел следующие немногие слова: "Бог и Государыня даруют тебе жизнь", после чего солдаты вместе с палачами приподняли его, понесли с эшафота и посадили опять на того же извощика. Стоявшие ближе к нему не заметили в нем особенной перемены, кроме разве того что, после поднятия головы, руки его немного тряслись.
Он оставался здесь все время, пока были прочитаны приговоры всем прочим осуждённым, которые уже не взводились на эшафот. Граф Головкин и барон Менгден, который постоянно закрывал плащом лицо свое до самых глаз, выказали значительную долю малодушия. Граф Лёвенвольде, не смотря на свое горе и незадолго до сего постигшую его болезнь, сохранил, однако обычное свое спокойствие и любезность. Фельдмаршал Миних выказал поразительную неустрашимость, стойкость и, пожалуй, даже некоторую гордость.
Он был первый из увезенных с места казни, его поджидала повозка запряженная парою лошадей, с придворным ливрейным лакеем. После того как он расположился в этих санях, их закрыли; четыре гренадера, со штыками на ружьях поместились сзади и таким образом направились обратно по дороге в крепость.
За ними последовали извощичьи сани, в которых сидел Остерман и еще такие же сани, в которые посадили графа Головкина, одержимого в высшей степени подагрой; по сторонам шла стража. Граф Левенвольде, барон Мегден и упомянутый выше статский советник на первое время были привезены опять в сенат.
Так как здесь очень трудно раньше как по прошествии нескольких дней узнать подробности даже вещей вовсе не тайных, то никто не может с достоверностью сказать, знал ли граф Остерман о том что он будет помилован или нет, также никто не знает что вообще заключалось в приведенных выше приговорах.
Впрочем, по поводу этой казни печатается особый подробный указ, который без сомнения будет содержать в себе и приговоры по этому делу. И как только представится возможность достать немецкий перевод, я не замедлю прислать один экземпляр или копию; покамест меня только уверяли, что к смерти были приговорены все вообще осужденные, а некоторых даже предполагалось лишить жизни особенно жестоким образом, но что Ее Величество Государыня Императрица, по свойственному ей великодушию и милосердию, снизошла к несчастному положению провинившихся и, вспомнив о том, что вступление ее на престол было совершено без пролития хотя бы одной капли крови, пощадила эту кровь и в несчастных осужденных и заменила смертную казнь вечной ссылкой.
Графа Остермана предполагается сослать в Березов, где умер князь Меншиков (Александр Данилович); фельдмаршала Миниха - в Пелым, в тот самый дом, который был по его собственному плану выстроен для несчастного герцога курляндского (Эрнст Иоганн Бирон); графа Головкина и барона Менгдена в те места, где прежде жили генералы Карл и Густав Бироны; Лёвенвольде же сошлют в Ярославль, где так тихо и мирно жил генерал Бисмарк (Людольф Август фон).
Из их имений и богатств до времени всё конфисковано. Супруги гр. Остермана (Марфа Ивановна), Миниха (Варвара Ивановна), Головкина (Екатерина Ивановна) и Менгдена получили дозволение следовать за своими мужьями или же остаться здесь; в последнем случае они получат средства существования (здесь все супруги последовали за своими мужьями).
Оба сына графа Остермана будут зачислены капитанами в армию, дочь же его положено пристроить и назначить ей приданое, как будто бы оно исходило из рук самого отца; при этом имеется уже в виду один молодой офицер с хорошими качествами и хорошей фамилии.
Сын генерал-фельдмаршала Миниха (Иоганн Эрнст), бывший обер-гофмейстер, получает поместья близ Москвы, где он может вполне свободно жить со своим семейством; эту последнюю милость, точно также как и ту, что его освободили от присутствия на месте казни и ему был объявлен особый приговор - он заслужил тем, что при первых же допросах высказал все что знал и что видел с полной откровенностью и чистосердечием, не скрывая и не изменяя ничего из того что ему было известно.
Вообще вся эта трагическая история прошла без малейшего беспорядка, и солдаты так усердно исполняли возложенные на них обязанности, что некоторые из народа недовольные тем, что никто из осужденных не был казнен смертью, были тотчас же приведены весьма энергическими средствами к совершенному молчанию.
Пецольд графу Брюлю (С.-Петербург, 3 февраля 1742 г.)
Солдаты, сопровождавшие Остермана и Миниха, Головкина и Лёвенвольде обращались с ними весьма ласково, называли их, по обычаю, отцами родными, оказывали им во всем дружеское расположение и всячески их утешали. Те, которым пришлось стоять близко к эшафоту, рассказывают, что, когда фельдмаршал, после того как Остерман сошел вниз и предполагая что очередь теперь за ним, стал взбираться на эшафот, причём стоявший подле офицер держал его за руку - солдаты, видевшие это, громко сказали друг другу: "Посмотрите ка, вот настоящий, неустрашимый генерал, который поистине заслуживает удивления".
