«Я готов вернуться обратно в Сирию, но денег уже нет. Нас заманили в ловушку!»

Отвратительный запах сгоревших шин сразу напоминает мне украинский майдан. Палатки, горы мусора, люди, сидящие ночью на земле. Мини-восстание на пограничном пункте Хоргош-2 между Сербией и Венгрией.

«Что тут было! - возбужденно рассказывает канадская журналистка Ребекка. - Беженцы пошли на штурм, но венгры стояли насмерть. Слезоточивый газ, водяные пушки. Когда в ход пошли палки, даже журналисты попали под горячую руку».

Палатки, горы мусора, люди, сидящие ночью на земле...

Ребекка беспечно грызет яблоки из соседнего сада. Почти весь урожай съели беженцы и журналисты.

«Я бы всех беженцев в Канаду забрала, - говорит она. - А чего? Не жалко. У меня и родители, и все друзья — иммигранты. Канада — вообще страна сплошной иммиграции».
Дарья АСЛАМОВА
Дети в лагере жмутся в сторонке от толпы агрессивных молодых мужчин

Но венгры явно не разделяют мнения экспансивной канадки. Они даже категорически отказываются кормить всю эту ораву нелегалов. Раз беженцы на сербской стороне, вот пусть сербы ими и занимаются.

Еду в импровизированный лагерь привозит Красный Крест. Это зрелище не для слабонервных. Толпы молодых, агрессивных мужчин атакуют машины и даже пытаются вырвать еду силой. Женщины, дети и пожилые люди жмутся в сторонке. Парень из Красного Креста, молодой азиат, приходит в ярость и пытается вытолкнуть из грузовика особо нахальных забияк. «Назад! Отходите!» - в бешенстве кричит он и начинает швырять еду в толпу, как швыряют ее диким зверям в зоопарке.

К утру венгры строят на пограничном пункте вторую линию обороны из колючей проволоки типа «бритва». Сербские власти, отчаявшись, подгоняют к границе бесплатные автобусы, на которых написано: «На Хорватию». Волонтеры уговаривают беженцев ехать в Хорватию. «Оттуда вам прямая дорога в Словению, в Шенген». Часть мигрантов, похватав свой нехитрый скарб, движется к автобусам.

«Я на эту уловку не попадусь, - гордо объясняет мне журналист из Ирака Мухаммед Ибрагим. - Хорватия, может быть, нас пустит, зато Словения уже закрывает границу». Этот парень сам подошел ко мне представиться, заявив, что он мой коллега, и даже предъявив пресс-карточку Союза журналистов Ирака. Он, как и все, мечтает о Германии.

«Но почему? - удивляюсь я. - Посмотрите, вокруг вас прекрасный сельскохозяйственный край, много пустующих домов. Здесь нужны рабочие руки. Вы можете остаться и обрабатывать землю».

«Здесь нищета! И почему это я должен работать на земле? - с ноткой надменности в голосе говорит Мухаммед. - А в Германии нас ждут. Немцы сами приглашают мигрантов. Ангела Меркель — такая добрая! У нее даже имя ангельское. Нам ее Аллах послал».

«А с чего вы решили, что немцы вас ждут? И вообще, откуда вы узнали дорогу, и каким маршрутом двигаться в Германию?» - подозрительно спрашиваю я. «Твиттер, - простодушно говорит Мухаммед. - Там много хороших людей рассказывает нам, куда идти, где просить помощи, кто может нас накормить. Я еще с весны начал читать в Твиттере о том, как хорошо в Германии, какие там пособия». «А почему, к примеру, не Франция или Англия?» «Англичане злые, а французы презирают арабов. Вот немцы — другое дело. Они встречают беженцев аплодисментами».

Смутная догадка брезжит в моей голове. Этот огромный целенаправленный поток молодых, решительных мужчин с Ближнего Востока чем-то напоминает мне арабскую весну в Египте. Кто же тогда вывел на улицы миллионы рассерженных людей? Да тот же Твиттер.

«Я останусь здесь и буду ждать, когда венгры откроют границы», - говорит Мухаммед. «Но Орбан крепкий орешек. Почему вы решили, что он сдастся?» «А вы посмотрите вокруг, - Мухаммед широким жестом указывает мне на многочисленные телекамеры и пресс-автобусы. - Я знаю силу медиа. Здесь собрался весь мир. Все камеры смотрят на нас. На МЕНЯ! И журналисты делают свое дело: весь мир кричит о нацисте Орбане и садистах-венграх. Долго под таким давлением они не продержатся».

То, как работают коллеги, - это отдельная песня. Я с интересом наблюдала, как британский радиорепортер допрашивал (именно так!) худенького, спокойного парня из Сирии. «Кто начал войну в Сирии?» - спрашивал журналист. «Не знаю», - равнодушно ответил парень. «Как это не знаешь?! - кипятился репортер. - Ты же из Сирии! Кто же главный виновник? Разве не Асад?» «Да почему же Асад? Там было много причин». Раздраженный репортер уходит в поисках новой жертвы. И я не сомневаюсь, что он найдет нужного человечка, который заявит в микрофон, что во всем виноват Асад. И не обязательно, что это будет сириец!

Двое других моих собеседников — уже немолодые люди. Худенький футбольный тренер из Сирии Зуру и педиатр Кахтан из Ирака. (Пойди проверь, кто есть кто.) Зуру чуть не плачет. Он истратил пять тысяч долларов на поездку и застрял в Сербии. «Я готов вернуться обратно в Сирию, - причитает он. - Только где же взять деньги? Нас заманили в ловушку».

Кахтан выглядит солидно. На нем футболка от «Лакост» и чистые выглаженные(!) брюки. Узнав, что я из России, он радостно кричит по русски: «Елки-палки! Как теща? Здравствуй, товарищ!» Перебрав нехитрый запас русских слов, он начинает рассказ о своих злоключениях уже по-английски. «Люди из ДАЕШ (так арабы называют ИГИЛ, запрещенную в России радикальную группировку — Д.А.) похитили моего сына, - говорит он. - Мне пришлось заплатить выкуп в 5000 долларов, чтоб его вернули живым. Потом я схватил четырех своих детей и бежал из Ирака. Сам я суннит, но не верьте, что сунниты и шииты всегда друг друга ненавидели. При Саддаме Хусейне мы жили дружно. А потом пришли американцы и посеяли ненависть, столкнули нас лбами. Это они умеют».

Помимо беженцев на границе живут самые экзотические личности. Вроде серба Филипа Шачировича из марксистской организации «Красные». «Я троцкист, - заявляет Филип. - Я борюсь за гуманизм и права человека. И я против фальшивых либералов и лицемерных европейцев, которые строят в Европе новый железный занавес от мигрантов».

Градус раздражения в лагере зашкаливает. Вот что мне рассказали сербские полицейские: «Сирийцы не любят иракцев, но как-то ладят между собой. Но зато все арабы терпеть не могут афганцев. И при этом афганцы и арабы дружно ненавидят африканцев. Они даже брезгают сидеть рядом с ними. Но самое смешное, что все они называют себя сирийцами!»

P.S. Пару дней назад на железной дороге неподалеку от пограничного пункта Хоргош нашли разорванные албанские паспорта. А значит, в полку фальшивых «сирийцев» прибыло. Теперь плачущие албанские женщины рассказывают западным журналистам, как их преследовал жестокий Асад.

На сербской стороне — гигантская пробка из сотен грузовиков и фур. Водители спят на траве, некоторые гоняют мяч по полю и даже жарят шашлыки!

По дороге в Канижу (прелестный набожный сербский городок с преимущественно венгерским населением) мы видим десятки беженцев, идущих пешком. В основном это крепкие молодые мужчины призывного возраста. У многих на руках замысловатые татуировки.

Лагерь для беженцев под Канижей переполнен. Здесь скопились сотни отчаявшихся людей. Мужчина с перевязанной головой бросается ко мне и объясняет, указывая на свои раны: «Венгерская полиция. Они били меня палками прямо по голове».
Сербское правительство каждый час подгоняет автобусы, которые перевозят мигрантов в Суботицу, а оттуда - в Шид, крохотный городок на сербско-хорватской границе. Там людей высаживают у кукурузных полей и говорят: «Топайте в Хорватию. Вас там ждут с нетерпением». Официальные лица тщательно скрывают, что автобусы — государственные. «Ничего не знаем, - твердят полицейские с насмешкой. - Наверное, это волонтерский транспорт. Наше дело — сторона».

Сербы в отчаянии. Им просто не переварить гигантскую массу людей, застрявшую в Сербии. Они торопятся их поскорее вытолкнуть куда угодно. А людской поток увеличивается с каждым днем. Пока Венгрию не закрыли, полицейские сами отвозили мигрантов за определенную мзду прямо к границе, к знаменитой венгерской стене, в которой еще оставались дырки.

На автобусной остановке в Каниже я вижу группу беженцев, вызывающую сочувствие. Все это приличные, хорошо одетые, чистенькие люди, явно растерявшиеся под напором местных бандитов. Наглые здоровенные мужики на ломаном английском убеждают мигрантов, что за хорошую плату они спокойно переведут всех желающих на венгерскую сторону.
Молоденькая, хорошенькая женщина в белом хиджабе внезапно направляется ко мне с робким и одновременно решительным видом. «Мне кажется, вы порядочный человек, - говорит она на хорошем английском. - Мы просто не знаем, как поступить. Посоветуйте. Мы сирийцы из Дамаска. У нас семья из тринадцати человек. Я, мой муж, отец, дядя, кузены». Девушка старательно перечисляет всех членов семьи. «Можем ли мы доверять этим людям? Они обещают, что уже сегодня мы окажемся в Венгрии. Но мне кажется, они лгут».

«Даже не думайте, - говорю я. - Вас заведут ночью в поля и ограбят. Хорошо, если не убьют. Венгерская граница полностью перекрыта. А если вам удастся пройти, вас арестуют». «Что же нам делать? - с тревогой говорит она. - У нас есть деньги. Мы готовы заплатить за проезд». «Никому не рассказывайте, что у вас есть деньги. Обратитесь к женщинам-волонтерам». Я оказываюсь в роли переводчика с сербского на английский между пожилой взволнованной волонтершей и сирийцами. Женщина обещает посадить их на бесплатный автобус до Суботицы. Оттуда они смогут добраться до Хорватии.
Мне нравится моя новая знакомая по имени Аля. У нее светлая кожа, очаровательное личико, мягкие манеры, но при этом в ней чувствуется твердый характер. Семья явно полагается на нее. Арабские женщины вовсе не трусихи и не тряпки. Несмотря на свою внешнюю подчиненность мужчинам, они скорее соответствуют русской поговорке, что муж в семье голова, а жена — шея.

У Али проясняется лицо, когда она узнает, что я журналистка из России. Она бросается к мужу и что-то взволнованно говорит ему по-арабски. «I love Putin!» - кричит он. Похоже, это единственная английская фраза, которую он освоил. «А как вы относитесь к Асаду?» - спрашиваю я. Люди окружают меня и говорят все разом. «Асад — хороший человек и сильный руководитель, - переводит Аля. - Мы бежали не от Асада, а от ДАЕШ (по-арабски ИГИЛ)» (запрещенная в России решением Верховного суда организация - прим.ред.). Мужчины выразительными жестами показывают, что им могут отрубить головы.

«Мы долго терпели, - грустно говорит Аля. - Но теперь просто страшно. Вокруг Дамаска сжимается кольцо. И потом, наши сбережения таяли на глазах. Никакой работы в Сирии больше нет. Страна разрушена. Наши мужчины не знают, чем кормить свои семьи».

«Странно, - говорю я. - Почти все сирийские беженцы уверяли меня, что их преследовал Асад». «А здесь практически нет сирийцев, - простодушно говорит Аля. - Во всяком случае, мы пока не встречали». «Как же так? - удивляюсь я. - Каждый встречный говорит, что он сириец из Дамаска или Алеппо, и он убежал от злого Асада». Аля хохочет и переводит мои слова остальным. Вся семья просто заходится от смеха. «Это лгуны, - говорит она. - Здесь все врут, что они сирийцы, потому что в Европе сочувствуют сирийцам. Здесь много диких, необразованных людей. Я их просто боюсь. Они штурмом берут автобусы, отталкивают женщин и детей, первыми хватают еду. Они по головам готовы идти. И вот как раз они, я думаю, и прорвутся в Германию».

«Не отчаивайтесь». Я растрогана печалью моей юной собеседницы. «Вот увидите, вам повезет». «Мы две ночи провели на венгерской границе и совершенно потеряли надежду. Здесь негде помыться или постирать одежду. А ведь для мусульман быть чистыми перед молитвой очень важно». Аля вздыхает.

Ночью, когда я возвращаюсь в гостиницу, я уже не вижу моих новых знакомых. Волонтерша, дежурящая на остановке, объясняет, что им таки удалось уехать в Суботицу. Бесконечная дорога к молочным рекам и кисельным берегам Германии продолжается.